— Куда ты! — попытался было остановить Дарган. Поняв, что из затеи вряд ли что получится, бросился к лошади.
— Надо много ларжан, — засмеялась она.
— Ай да молодец! — поцокал языком казак. — Ни за что бы так не догадался.
— Аллюр труа кгреста, — подняла вверх сжатый кулак спутница.
Девушка дошла до настила, прилегла на него и заглянула в сундук. Она увидела документы, мешочки, но внимание привлекла бархатная подушечка в противоположном от них углу. Чтобы выдернуть ее из–под набитых монетами торбочек, нужно было потянуться через весь короб. Она оперлась о край, нащупала ворсистую шершавую материю, осторожно потащила ее на себя. Интуиция подсказывала, что все богатства сундука не стоят того, что скрывается под бархатом. Деревянный угол предательски просел, девушка сомкнула пальцы на подушке, ощутила, как расползлась по швам прогнившая ткань. Глаза зацепились за страшную картину, гренадеры зашевелились, показалось, они приготовились завопить ужасными голосами, чтобы она убиралась подобру–поздорову. Девушка едва удержалась от душераздирающего крика, он был бы не воплем страха, а выражением протеста, потому что богатства нужны не мертвым, они должны принадлежать живым. Усилием воли она заставила себя продвинуться вперед еще на чуток, захватила подушечку покрепче и продернула ее к краю короба. Место, на котором происходила сцена, с едва слышным всхлипом скакнуло вниз сразу на несколько вершков, зависло над пучиной на честном слове. Девушка продолжала выцарапывать куски материи из–под торбочек, разжать пальцы ее бы не заставило теперь даже чувство смертельной опасности. Она старалась перенести тяжесть тела на подобие настила, на котором лежала, но голова и грудь, а главное, рука, зависли над содержимым сундука, прибавляя ему лишнего весу. С неслышным шорохом бархат рассыпался окончательно, она успела почувствовать, как выскользнул из ладони твердый комочек, сверкнул гранями в груде бумаг. Лихорадочно разгребла остатки тлена, но под ним ничего не оказалось. Тогда она, пересиливая сковавший члены леденящий холод, прощупала углубления под мешочками, просунула ладонь между стеной сундука и его содержимым, камешек словно провалился сквозь дно.
— Софьюшка, вертайся, — как сквозь вату донесся голос спутника. Ему откликнулось лишь отсыревшее эхо. Повторилось еще раз, пронизанное встревоженными нотами. — Вертайся, болото зашевелилось.
Стиснув зубы, чтобы не взвыть от бессилия, девушка в который раз процарапала ногтями соединения между торбочками, разбросала бумаги в стороны. Осталось столкнуть с гнилья мешочек с монетами, чтобы окончательно убедиться, что труд оказался напрасным. Она так и сделала, успела заметить, как в разноцветной трухе сверкнули еще два крупных белых камешках и почувствовала, что проваливается в бездну. Гренадеры разомкнули челюсти, они будто смеялись над неудачницей, решившей завладеть принадлежащими им богатствами. В следующий момент грязь вспучилась, добралась до их плеч, запузырилась под подбородками. Понимая, что вместе с солдатами и сокровищами погружается в трясину, девушка рванулась вперед, намертво зажала в ладони вспыхнувшие неземным свечением камешки и закричала, всеми силами сопротивляясь неизбежности. И сразу почувствовала, как кто–то сильный дернул ее за талию, вырывая из чавкающей пропасти, протащил по острым сукам, по жестким кочкам. Уже теряя сознание, улыбнулась той боли, которая исходила от скомканной судорогой ладони.
Девушка очнулась от того, что кто–то обливал ее водой, она лежала под деревьями, вокруг суетился Дарган. Он успел перенести спутницу на бурку, укутать меховым подолом все той же, на все случаи жизни, горской палатки, потом всунул в рот горлышко баклажки. Она глотнула настойки, постаралась унять дрожь, но это оказалось непросто. Накрывшись мехом с головой, долго лежала не шевелясь, до тех пор, пока тепло волной не прокатилось по телу от пяток до макушки. Когда плоть размякла, почувствовала исходящую от ладони тупую боль. Сознание прояснило последнюю картину, вновь заставив содрогнуться от ужаса. Она выбросила руку из–под бурки, попыталась разжать пальцы.
— Полежи, пока судорога пройдет, — посоветовал присевший перед костром казак. — Потом еще винца глотнешь, оно расслабит.
— Месье, помочь, — попросила она, глазами указала на кисть.
— Говорю тебе, отмякнет.
— Месье Д, Арган, ла рука, — вновь повела она зрачками на кулак.
Казак опустился перед ней на корточки, погладил белую натянутую кожу, помассировал запястье, и вдруг с силой надавил на точку возле пульса. От пронзительной боли пальцы рассыпались веером, под ними оказались врезавшиеся в ладонь два бесцветных камня. Дарган удивленно уставился на предметы.
— Я молился богу, что хоть живая осталась, — приподнял он брови. — А ты с того света умудрилась подарок прихватить.
— Да, мон ла мур, подарок оттуда…
Он перевел взгляд на врученный императором перстень, на преподнесенное ей королем кольцо, вновь вильнул зрачками на ладошку спутницы, соображая, что подобным вещам, скорее всего, цены не сложишь.
— Они такие–же, как на кольцах?
— Ви, месье Д, Арган, это состояние.
Девушка посмотрела на возлюбленного сияющими глазами, затем снова увела их на искрами ощетинившиеся камни, она знала, что каждый бриллиант весит примерно десять — пятнадцать карат, представляла, и какую сумму не грех запросить за них. Перед взором возникли картины будущего, обещавшие счастливую судьбу. У них уже есть имение, они везут с собой много денег, на которые можно открыть собственное дело. Оставалось малое — решить, в какую сторону повернуть коней, то ли возвратиться в Париж и смело влиться в новую жизнь, то ли продолжить путь и уже на родине возлюбленного разжечь добрый семейный очаг с многочисленной ребятней в будущем. Они сумеют обеспечить им беззаботное детство, а когда дети подрастут, отправят учиться в престижные университеты Европы. Лишь бы их союз черной меткой не пометили случайности, которых вокруг достаточно.
И все–же лучше было бы не испытывать судьбу в покрытой мраком неизвестности России, а вернуться в атмосферу цивилизованной Франции.
Девушка сделала губы трубочкой, приподнялась на подстилке:
— Месье, дай ла бока, — капризно попросила она.
— Что тебе подать? — наклонился вперед Дарган, силясь вспомнить, что означает частенько слышанное от нее слово.
— Ла лябра… — с придыханием прошептала она. Замерев в долгом поцелуе, обвила сильную шею любимого руками. Откинулась на подстилку, изучающе сверкнула зрачками. — Давай Париж?
